Шутка из моего детства про улицу Горького намекала на старческие причуды речи тогдашнего генсека. Я родился на этой улице ещё при Брежневе. Вдоль неё же была сосредоточена и моя основная детская жизнь: двор, детсад, школа, библиотека, рынок, булочная. А еще — «пожарка», Дом печати, типография, педучилище... В общем-то, почти всё как и сейчас.

Только деревянных домиков было гораздо больше. В основном из них-то улица и состояла.

По утрам меня будило протяжное «Ма-ла-коооо — ма-ла-коооо!», которое было прекрасно слышно даже у нас на пятом этаже. Иногда молочница ещё дудела в рожок — самый настоящий пустотелый рог, который висел у нее на поясе. Она прикатывала во двор тележку с большущими металлическими бидонами и черпала из них молоко половником на длиннющей ручке. Мы стекались к ней со всех подъездов с трёхлитровыми бидонами и всунутыми в ручку крышки рублёвыми бумажками. Литр стоил что-то около 20 копеек.

Во дворе у нас стоял голубой горбатый «Запорожец». Сосед из третьего подъезда почти всё время его чинил и очень редко на нем ездил. Дядька он был добрый, поэтому во дворе над ним все посмеивались, но любили.

Сверху из моих окон открывался вид на дворик, по которому часто прогуливался, читая книгу, человек в рясе. Отец объяснил мне, что это главный рязанский поп. Я его немного побаивался, как всего неизвестного — а религиозная сторона жизни для меня была тогда совершенно закрыта. Уже в сознательном возрасте я узнал, что через забор от нас жил архиепископ Симон — в то время глава Рязанской епархии. Мудрый человек, которого уважали не только прихожане, но и партийное руководство. Уже в 2000-х, незадолго до смерти, его избрали почётным гражданином Рязани и Рязанской области.

Другой моей детской обязанностью было ходить за хлебом в «красную» булочную на углу Горького и Либкнехта (теперь — Введенской). Хлеб лежал на стеллажах из деревянных решётчатых подносов. Проверить мягкий ли батон, можно было привязанной к стеллажу на веревочке металлической ложкой наподобие обувной.

Светофора на том перекрестке тогда не было — как и ни на одном перекрестке вдоль всей улицы Горького. Из-за этого там то и дело происходили аварии. Особенно доставалось угловому дому напротив булочной — теперь на его месте разбит сквер. А тогда машины, уходящие от столкновения, таранили угол этого дома и крыльцо не меньше раза в год.

Мимо этого дома и ему подобных лежал мой путь в школу — «первую», теперь — гимназию имени Екимецкой. Несмотря на почтенный возраст здания (1908 года постройки), я считал свою школу самой лучшей. Высоченные потолки, широченные лестницы и коридоры, огромные окна. Когда однажды судьба занесла меня учиться в другую школу, современной постройки — я сбежал оттуда через полгода обратно в «первую». Конечно, дело не только и не столько в архитектуре, сколько в друзьях и учителях.

Зимы в те годы были снежные, и очень часто я шёл утром в школу по совершенно не чищенному тротуару, пробираясь по натоптанной тропке «в два следа». Ко времени обратного пути дворники уже успевали почистить тротуар хотя бы на ширину лопаты. А снег с проезжей части убирали не современные ковшовые погрузчики, а специальные снегоуборочные машины. Впереди у них были широченные лопаты и загребущие лопасти-«руки». Мы называли их «машины-жадины».

По улице Горького ходил троллейбус № 14. Движение остального транспорта от улицы Есенина до площади Ленина было односторонним — только в сторону площади. Ближайшая к моему дому остановка возле Дома культуры общества глухих, а следующая — рядом с площадью, где сейчас салон «На старом перекрестке».

По выходным мы иногда ходили с папой на рынок. Моста, известного теперь как «Брессюирский», в мои детские годы ещё не было — просто насыпанный вал. А вот рынок находился на том же самом месте. Мы заходили к мастеру поточить ножницы. У него была точильная машина с ножным приводом — внизу располагалась большая педаль, которую он качал и тем самым крутил вал с точильными кругами. Конечно, ножницы можно поточить и самим дома — но у мастера интереснее. И заточка сохранялась гораздо дольше.

Самым интересным местом по другую сторону от улицы Есенина была «пожарка» — пожарная часть, благополучно существующая и сейчас. Маленьким я иногда просил родителей сходить туда со мной, чтобы посмотреть на пожарные машины. Напротив «пожарки» располагался тоже ныне здравствующий Дом печати — но что это такое, моему детскому сознанию было совершенно непонятно, а родители доступно объяснить не смогли. Забавно, что именно журналистику я выбрал своей профессией почти сразу по окончании школы...